О мой единственный, в лесных возросший чащах
 До белой старости, всех дней испив фиал,
 Средь проклинающих, среди всегда кричащих,
 Ни на кого лишь ты ни разу не кричал.

 Воспоминания, как зерна светлых четок,
 Перебираю я, сдвигая к кругу круг,
 И знаю, что всегда ты божески был кроток,
 Как тишь твоих полей, как твой зеленый луг.

 Но, угли шевеля в полупотухших горнах,
 Припоминая все, душой, за часом час,
 Я вижу, как в глазах в твоих, как полночь, черных,
 В молчании пылал огнепалимый сказ.

 Ты наложил печать, нет, крепких семь печатей,
 На то, что мучило, и ясным был всегда,
 Как зыбь листвы ясна в лесу, на срывном скате,
 Как ясной зрится нам глубокая вода.

 И я горю сейчас тоской неутолимой,
 Как брошенный моряк тоской по кораблю,
 Что не успел я в днях, единственный, любимый,
 Сказать тебе, отец, как я тебя люблю.