УЧЁНЫЙ

   Я  дружу с нашим Кандалакшским заповедником, а он со мной дружит. Конечно, не сам заповедник дружит – он огромный, десятки островов в Кандалакшском заливе Белого моря, острова в Баренцевом море. Дружат со мной учёные, что работают там.

  Когда я собирался на Северный полюс, учёные попросили, чтоб я по пути фиксировал морских птиц и зверей, отмечал координаты, в которых замечу их.

  Такое поручение мне очень льстило: я тоже вроде бы становился учёным, хоть на время, но учёным!

  С координатами было просто: на мостике был навигатор и он по спутникам определял широту и долготу.

  Сведения, что просили учёные, нужны были, чтоб выяснить, как меняется миграция морских зверей и птиц, по мере освоения или завоевания Арктики.

  Потом, глядя на первозданную строгость островов Земли Франца Иосифа, на бескрайние ледяные просторы вечного, но уже нарушенного покоя, я думал: а может быть, и не надо было завоевывать Арктику? Пусть бы он и оставался вечным, её покой. А нарушали бы его только птицы и звери, что живут здесь тоже, наверное, вечно…

  Так вот, по мере нашего продвижения на север, я внимательно смотрел по сторонам, прижимал окуляры бинокля к глазам и думал, что ничегошеньки я и не увижу. Разве разглядишь что-нибудь на таких пространствах от горизонта до горизонта. Но всё-таки разглядел! Видел голубого кита и его фонтан, видел моржей и тюленей, и нерпу. И, конечно же, белого медведя, белую медведицу и её белых медвежат!

  Только вот с морскими птицами в районе Земли Франца Иосифа сложности возникли. Птиц было столько и они так быстро меняли свои координаты, что  в моём дневнике здесь  осталась только одна запись: птиц было много!

                                          Я ВИДЕЛ КИТА

  Я его видел в Баренцевом море. По правде сказать, я видел не самого кита, а фонтан, который он выпускает.

  Смотрю, вдруг фонтан из воды! Что это, думаю? А потом сообразил – кит. У него на голове отверстие есть, дыхало, через него он дышит и заодно фонтаны воды выдувает. Думаете, развлекается? Нет. В природе всё целесообразно. Кит набирает полный рот воды, пропускает её через китовый ус, а потом вместе с выдохом выпускает её.

  Вот я сказал китовый ус и вы, небось, подумали: плывёт в море такой кит, а у него из под носа усы свисают. Подумали, подумали. Я и сам так думал, пока не узнал, что у кита усов нет. Да у него и носа нет. А во рту у кита густая решётка из тонких роговых пластин. Их и называют: китовый ус.

  Через эти пластины кит пропускает воду, всякие рачки во рту остаются, а вода фонтаном выходит через дыхало. Кит питается рачками. Такой большой кит – такими маленькими рачками. Это же сколько рачков нацедить надо, чтоб насытиться? Ужас…

  Но всё-таки я видел кита. Только не такого, что фонтанирует, а кита-белуху. Белуха – потому, что он серебристо-белого цвета.

  Летом в наш Кандалакшский залив Белого моря заходят косяки селёдки-беломорки. А за нею – тюлени и киты-белухи.

  В это время вкусной беломоркой лакомятся киты, тюлени, треска, зубатка, неленивые жители нашего края. А ленивые что? Облизываются.

  Селёдка-беломорка вкусная в любом виде: жаренная, варёная, пареная, солёная, малосольная, пряного посола, сухого посола, только вяленая не получается – не успевает провялится, съедаем!

  И ловить её просто. Сидишь в лодке, ждёшь, пока селёдка клюнет. Вдруг рядом с лодкой огромная серебристая спина из воды… Ага, белуха! Значит и селёдка сейчас начнёт ловиться!

                                                 АЙСБЕРГ

  Вот ещё один мимо проплывает! Огромный, с искрящимися на солнце неровными, голубыми стенами.

  В этом месте – между островов Земли Франца Иосифа – айсбергов много. Некоторые острова полностью покрыты льдами – ледниками.

  Сотни, тысячи лет снег всё падал, падал, покрывал острова, спрессовывался в лёд. Это ледяное одеяло, толщиной сорок-пятьдесят метров, под своей тяжестью медленно, может быть, по сантиметру в год, сползало к морю.

  Вода ледник подмывала, подмывала и вот от ледника отваливался здоровенный кусок, да какой кусок – глыбища размером иногда с пятиэтажку! И эта глыба пускалась в свободное плавание по Баренцеву морю, двигаясь на запад к Атлантическому океану. И это уже был айсберг.

  Как только лёд отрывается от ледника, он становится айсбергом. А момент рождения айсберга называется отёлом ледника. У коровы тоже отёл! У неё рождается телёнок, и у ледника как бы телёнок. Но встреча с таким телёнком для судна – ой, как опасна!

  Мне айсберги очень нравятся! Особенно этот, проплывающий мимо. Прямо лизнуть его хочется.

  И вдруг я понял, почему я к айсбергам неравнодушен.

  Как будет мороженое по-английски? Правильно, айс-крим. Ледяной крем, ледяная сладость. А айс-берг – ледяная гора. Айсберги мне потому и нравятся, что я мороженое люблю! Я бы мороженое называл айскримберг. Ну, чтобы в порции побольше было. Да хоть целая гора – я справлюсь!

                                              АРХИПЕЛАГ

  Так называется группа островов, например, Земля Франца Иосифа. Здесь 192 больших и совсем маленьких острова. Вот где погулять можно! Да не очень-то погуляешь,  потому что одни острова ледниками покрыты, другие – дикими плоскими скалами – Арктика же.

  Когда-то австрийские моряки наткнулись на часть островов и назвали их в честь своего престарелого императора Франца Иосифа. Австрийцы очень любили его.

  Потом  открывались другие острова американцами, англичанами, датчанами. Про Нансена слыхали, небось? Вот он датчанином был. На одном из островов он даже зимо – вал почти целый год…

  Все, кто находил острова, называли их своими именами и острова добавлялись к  Зем – ле Франца Иосифа.

  И русские зверобои добирались дотуда – там много нерпы и моржей. Но русские скромными были и островам свои имена не давали. Да нет же, не потому, конечно. Вот смотрите. Пришли они на какой-то новый остров, набили зверя, вернулись домой, как об этом сообщить царю-батюшке, что новый остров нашли? Телефонов и телеграфов не было ещё. Гонца надо было посылать в Санкт-Петербург. А где его взять, гонца этого? Так и жили…

  Потом, в 1912 году Россия заявила желание владеть этими островами, Землёй Франца Иосифа, а в 1929 году наше прежнее государство Советская Россия подтвердило это желание. А никто и не претендовал. Кому нужны эти дикие острова у макушки Земли? Сказали, да владейте себе на здоровье!

  Представляете, архипелаг называется иностранным именем, почти все острова носят иностранные имена, а владеет ими Россия!

  Наше государство тогда дальновидным было. Потому сейчас мы на атомном ледоколе катаемся между этими островами и любуемся ими!

                                      ДРУЖНЫЕ РЕБЯТА

  Интересно мне: смог бы я прожить целый год на острове, который мы сейчас проходим? Это остров Хейса, один из островов Земли Франца Иосифа.

  Вот и думаю, смог бы? Нет, не в палатке, не в снежном доме - иглу, который эскимосы строят – там точно не смогу. В обычном деревянном доме, что стоит на острове. Там ещё вышка, ёмкости какие-то…

  Это наша самая северная метеорологическая станция в Арктике. Там живут и работают шесть учёных-метеорологов.

  Раз в год их сменяют. Одни уезжают, другие приезжают. На корабле.

  Наверное, трудно им. Вот смотрите: каждые три часа надо показания приборов снимать, потом записывать их в журнал, потом по связи передавать на Большую Землю. Сведения эти очень важные! Их используют для составления метеопрогнозов. А без таких арктических данных невозможно сделать достоверный прогноз погоды. Сделают неверно – беда и летчикам, и судам, и нашему ледоколу тоже. Ой, да все пользуются прогнозом. Даже дворник сначала в окно посмотрит: какая там погода во дворе? А потом уже выходит с метлой или лопатой.

  Так вот, думаете, передали они данные на Большую Землю и всё, лежи, дрыхни? Ага, дрыхни… А кушать-то хочется, готовить надо, потом посуду мыть, а с водой сложно. Ну, ладно там, зимой – снег топят. А летом – я не знаю, может, ручей есть или из луж берут.

  Посуду помыли, надо прибраться в доме. А стирать? Мамы рядом нет, надо самим. А за собой следить – мыться-бриться? Хотя с бритьём – ясно, пусть борода растёт, с бородой в Арктике теплее.

  Да, вот ещё что. Совсем из виду выпустил. Если учёных раз в год привозят, значит, и продукты раз в год? Это же целый год консервами питаться? И никаких тебе свежих огурцов-мандаринов! Двенадцать месяцев. Кошмар!

  Отчаянные они ребята – эти метеорологи! Хорошо бы поговорить с ними, или хотя бы издали увидеть, рукой им помахать, дескать, молодцы!

  Но пока мы проходили остров, никто из домика не вышел, не помахал нам. Сейчас по часам ночь, хоть и солнце светит. Наверное, дружно спят метеорологи. Недаром и станция называется «Дружная»!

                                         ЗА ГРИБАМИ ХОЧУ!

  Эх, давно за грибочками не ходил! Сейчас у меня на даче они сами, небось, меня выглядывают.

  Поделился я этим с капитаном, а Дмитрий Викторович говорит:

  - Чего же проще! Сейчас высадка будет на остров Чампа, там много чего поискать можно, почище грибов. Только внимательно под ноги смотри. –

  Высадились. Слева ледник огромный, справа скала, в расщелинах – лёд, покрытый снегом. У подножия крупный песок, камни и камешки. Иду неспешно, под ноги смотрю. Вдруг на песке – ёжик зелёный – островок травки. И ещё один, и ещё.

  Дальше вижу – в кучку собрались цветочки какие-то, да мелкие, хоть в лупу разглядывай.

В сторонке – два стебелька толщиной с иголку, цветочки на них, похожие на маки. Ну, это серьёзные ребята – ростом со спичку!

  А больше всего я наискал ярко-сиреневых цветиков, они в камнях компаниями расположились. Чуть расщелина в камне, просовывает в неё стебелёк, тянется вверх, раздвигает камни и начинает цвести. Это камнеломки. Я их и дома видел, только крупнее.

  Метрах в двадцати сидит меж камней чайка-поморник, на яйцах сидит. А её супруг угрожающе пикирует на меня, над самой головой пролетает. Это он очаг семейный за – щищает. Я и пошёл к берегу, к лодке.

  Подишь ты! В суровой, холодной Арктике, где и лета настоящего нет, и снег не тает, травки и цветочки к небу тянутся, разноцветные мхи и лишайники валуны облепили. Чайки птенцов высиживают. И тут жизнь кипит. Не буду мешать…

  Когда вернусь домой, на дачу поеду, за грибочками сбегаю. Там у нас тоже кипит жизнь, просто буйствует. Особенно на дачном участке сорняки, небось, вовсю разошлись.

Обрадовались, что нет меня две недели и рады стараться!

                                           БУХТА ТИХАЯ

  Море спокойное и тихое, и бухта, к которой мы подходим, тоже тихая. Наверно, в ней и в непогоду тихо, недаром же её назвали – Тихая.

  На берегу 6 домиков, ещё какие-то строения…  Домики есть, а в домиках никого.

  Давно-давно, в 1929 году в этой бухте на острове Гукера Земли Франца Иосифа построили станцию, чтоб наблюдать и изучать погоду. Там жили и работали двадцать учёных-метеорологов. В любую погоду и полярным днём, и мрачной полярной ночью работали учёные. А в свободное время читали книжки, играли в шахматы.

  А чем было заниматься? Телевизоров ещё не придумали, кино у них тоже не было. Так они и жили.

  Так вот, кино у них не было, но однажды к ним приехали настоящие киношники снимать фильм «Семеро смелых». Ваши бабушки и дедушки помнят его. Рассказ там шёл про учё -ных-полярников, то есть про них! Это же здорово, когда про тебя кино снимают. Только роли играли настоящие артисты. И съёмки были настоящими, то есть натуральными: их остров, их бухта, их домики и жизнь.

  Да вот только это кино про себя они не скоро смогли посмотреть. В 1941 году началась война и до конца войны, до 1945 года их никто не посещал. То ли забыли про них, то ли возможности не было. Представляете: четыре года они жили без продуктов, без мыла, без спичек. А питались тем, что били моржей и белых медведей. А что делать? Надо было выживать.

   После войны они смогли вернуться домой и, наверное, посмотрели фильм про себя. Но я этого не знаю.

  Потом в семидесятых годах станцию закрыли…

  А сейчас в бухте Тихой высаживаются группа молодых учёных из института Арктики и Антарктики. Они будут наводить там порядок, убирать, ремонтировать.

  Теперь в бухте Тихой будет музей всем учёным-полярникам, которые работали и работают сейчас в Арктике.

  Надо будет потом посетить этот музей, когда он откроется.

                                     УСАЧ  УСАЧА

  Устал я стоять на мостике. Думаю, пойду почитаю. Спустился в каюту, лёг на диванчик, книжку взял, а не читается. И в самом деле, как тут читать, когда столько вокруг нового.

С новыми людьми познакомился, с некоторыми приятелями стали. Приятель – значит, приятно говорить, общаться.

  Даже с одним моржом! Правда, мы с ним не разговаривали, но пообщались. На небольшом плоском островке у моржей – лежбище. Целая компания собралась. Раз- валились на камнях, лежат, загорают. Для них ноль градусов, как для нас плюс тридцать! Позагорают, позагорают, а потом всей компанией лезут купаться. Ну точно мы на берегу какого-нибудь южного моря.

  Ну, что-то я перескочил.

  Вахтенный старпом внимательно смотрит вокруг и, если видит белого медведя на льдине, или, как сейчас – моржей, объявляет об этом по громкой связи. Ледокол останавливается, подъёмным краном на́ воду опускаются большие резиновые лодки «Зодиаки» и мы идём  фотографировать моржей.

  Они плескались недалеко от островка, ныряли, переваливались друг через друга, в общем, развлекались, не обращая на нас никакого внимания.

  Я сделал с десяток фотографий, снял на камеру и сидел, смотрел на моржей. Вдруг один морж отделился от стаи и поплыл к нам. Метрах в пяти остановился. Это был здоровенный, наверное, в тонну весом моржище, с мощными клыками, с усами. Я смотрел на моржа, морж смотрел на меня, потом два раза подмигнул мне и ушёл под воду. Моряк, сидевший на руле, сказал:

  - Ничего себе! Никогда так близко не подплывали, почему бы это? –

  Но я-то знал, почему морж так приблизился и точно знал, что подмигнул он именно мне: из одиннадцати человек, сидящих в «Зодиаке», только я, как и морж, был с усами!

                                 ТРИНАДЦАТАЯ КАЮТА

  Представляете, меня поселили в каюту под номером тринадцать! А я этого числа со школьных лет боюсь…

  В классе девятом по пути в школу зашёл я за одноклассницей Валькой Петровой.

  - Пойдём, - говорит она, - в кино.

  - Пойдём! – Говорю.

  Ну и пошли. Сначала на сеанс, что в девять часов начинается, потом успели в соседний кинотеатр на одиннадцатичасовый. И оба раза мне дали билеты на тринадцатый ряд, на тринадцатое место. Захочешь, не подгадаешь так.

  - Ну, - думаю, - пропал. И точно. Выходим со второго сеанса, поворачиваем за угол на центральную улицу и я нос к носу сталкиваюсь с директором школы.

  Очень удивился он. А Вальку Петрову не заметил, хотя она на голову выше меня была.

  - Ты что тут делаешь? – Спрашивает.

  А что я скажу? Что было потом, это уже неинтересно. Хотя это мне неинтересно вспо -минать. А вам, небось, ой, как интересно!

   Да что было, выволочка дома была. После неделю гулять не выходил, неделю полы в доме мыл и мама каждый день уроки проверяла…

  А тут – тринадцатая каюта… Но не будешь же отказываться. Я и так с большим трудом попал в этот рейс.

  Но всё сложилось хорошо. И каюта замечательная, и экипаж дружелюбный, и капитан отличный, и ледокол самый лучший!

  А число тринадцать для меня теперь самое счастливое число. Вот смотрите: я попал на полюс в каюте номер 13, в 13 году, 31 июля. Если цифры поменять – тоже будет 13. И рассказ помещён на странице 13!

  Эти четыре тринадцатки побили те, школьные четыре тринадцатки. Так и должно было случиться. Что ж я напрасно столько лет книжки читал, новое узнавал да путешествовал!

                                        МАКАРОНЫ И БАЗАР

  Знаете, что такое взрыв на макаронной фабрике? Да нет, я не про настоящий взрыв. Это раньше так женская причёска называлась. Издали смотришь, голова, как одуванчик пу- шистая, а вблизи – все волосы торчат в разные стороны.

  Так вот, на Земле Франца Иосифа есть скала Рубини. Взрыв макарон – это про неё. Как будто вся она из макарон, только макароны тёмные, без дырок внутри и не по одной, а слоями, рядами. Словно макароны в пачках разложили, как попало, упаковки истлели, а макароны остались. Один слой в одну сторону лежит, другой – поперёк, третий наискосок, четвёртый вниз наклонён. Такой вот беспорядочный порядок.

  И на Камчатке есть подобная скала, только там все макароны стоят вертикально.

  Но зачем мне на Камчатку ехать, если я и тут ещё не всё разглядел, как следует. Тем более, что на этой скале макаронной чайки, кайры, погожие на маленьких пингвинчиков, устроили птичий базар. Собрались их тут тысячи. Все разом кричат, спорят, ссорятся, продают что-то, но никто ничего покупает.

  Заняли все макаронины, тоже рядами сидят, почти друг на друге, как помещаются – непонятно. Лишь бы лапки на какую-нибудь приступочку всунулись – и вся птица там! И многие не просто так, на яйцах сидят, птенцов высиживают.

  Интересно, какие же детки получаются, если с самого детства, с яйца ещё, слышат такой гвалт? Да такие же, как и их мамы – крикливые и горластые!

Читать далее