Кладовая веков Мудр тот, кто знает не многое, а нужное. Эсхил
Главная » Статьи » Сами с усами » Олег Игорьин

Надежда и Вера. Рассказ-реквием
Маме.


    Желтый август 1941 года. Беспощадная жара. Белое солнце выжигает все. Воздух настолько тягуч и горяч, что дышать тяжело и больно. Все живое пытается укрыться в какой-либо тени или быть поближе к воде. Даже назойливой мухи не видно. Стрекот невидимых цикад звучит не переставая. И только лица подсолнухов с желтыми лепестками, немного подвяв и смущаясь, следят за солнцем.
    Горячая густая серая пыль виснет в воздухе под сапогами немецких солдат, идущих по дороге. Уже кажется, что и сами солдаты созданы из серой пыли. Их усталые лица, одежда, сапоги, оружие покрыты всепроникающей едкой пылью.
    Эх, солдатики-солдатики! Куда ж вы идете, зачем вам чужая страна? Зачем идете за своей смертью?
    Серая колонна тянется через небольшое украинское село, не останавливаясь. Много было таких сел на их пути. Солдатам уже неинтересно смотреть на эти, покрытые пыльной соломой, белые небольшие хатки с маленькими окнами и пустыми дворами, в которых, кажется, что уже никто не живет. Лишь изредка, где-то возле плетня, стоит какой-нибудь сгорбившийся седой старик, сам являющийся неживой частью плетня. В его выцветших глазах уже нет никаких чувств. Он безмолвно наблюдает за проходящими мимо солдатами. Где-то из глубины двора незаметно появляется женщина. Сколько ей лет, трудно сказать, – ей можно дать и пятьдесят, и шестьдесят, и больше. Она останавливается рядом с дедом, уголок белого платка прижимает ко рту и сокрушенно покачивает головой.
    - Вот, Евдоха, - голос старика тих и скрипуч, - яка сила идэ. Да хиба ж можно цю громаду остановить?
    Пыльные молодые солдаты все идут и идут мимо них, не останавливаясь.
    А солнце все печет и печет. Кажется, весь мир поместили в огромную гигантскую печку.
В селе тихо. Не слышно ни крика ребенка, ни мычание коровы, нигде нет вездесущих кур. И только глухой топот солдатских сапог раздражает горячую тишину.
    Женщина так же тихо и незаметно отходит от плетня и заходит в прохладную темную хату.
    - Ну что там, мамо? – две дочки, пятнадцати и восемнадцати лет, смотрят на мать.
    - Идут… Идут и идут… - женщина вздыхает. - И конца-края не видно.
    - Что же будет?
    Вопрос повис, а затем медленно растворяется в воздухе, не дождавшись ответа.
Что та власть, что эта – все равно. К той хоть уже привыкли. А эта?... Кто знает, что будет? Лучшего все равно не жди… Да и кто нас спрашивает, какая нам нужна власть, как мы хотим жить… Ой, горе-горе…
    Мать вспоминает, что надо кормить. Опять думать, чем. Она стала возиться возле печи.
    А серые солдаты все идут и идут.
    К вечеру, как только спала немного спека, стали новые власти ходить по домам, переписывать всех и искать мужчин. Но где им взяться? Всех их забрали. Вот и шестнадцатилетнего сына тоже угнали наши вместе со скотом на восток. Где он сейчас? Что делает? Что ест? Муж еще до войны, когда начались репрессии, ушел. Тоже неизвестно, где он. Может быть, у него уже другая семья?
    Записали ее с дочками. Восемнадцатилетней Надежде сказали явиться завтра в сельсовет для отправки в Германию. Вере ничего не сказали – мало лет еще.
    Как только незваные гости ушли, и испуг немного затупел, начались рыдания, полились слезы. Все плакали.
    Что ж делать? Мать посмотрела на обеих дочек. Красивые девчата. Только вот одна постарше, другая – поменьше. Разница у них небольшая - всего три года. Может, никто и не заметит? Может быть, удастся как-то выкрутиться?
    Мать задумалась.
    Небольшая черная муха в бессилье бьется под белой занавеской о стекло. То ползет вверх, то падает вниз, то опять вверх. Так и будет биться до темноты. Глупая муха…
    Ох! Горе-горе…
    А серые солдаты все шли и шли мимо, пока не стемнело.
    Дневная жара с уходом солнца тоже постепенно ушла куда-то в темноту. Воздух постепенно остывал. Стало заметно легче дышать.
    На черном южном небе уже виден белый большой Млечный Шлях, усыпанный миллионами искр блестящей пыли. Звездная дорога появлялась откуда-то из вечности и уходила куда-то в вечность, сочувственно и молчаливо глядя на землю, незаметно и легко вздыхая.
    Всю ночь не спали в хате. Вздохи, рыдания, слезы то умолкали, то вновь начинались. Ночь была тяжелой и беспокойной. Лишь под утро легкий чуткий сон пришел с прохладой.
    Свет утра стал появляться не с криком петуха – откуда птице взяться в оккупированном селе? – а с жужжанием вновь бившейся о стекло глупой мухи.
    Мать уже на ногах. До чего ж болят ноги!
    После нехитрого завтрака мать говорит:
    - Ну, ты Вера, давай, иди вместо Нади. Тебя не возьмут – тебе мало лет.
Дочки удивленно смотрят, но не сомневаются в ее словах. Мать знает, что говорит. Она всегда делает все правильно.
    Надежда успокаивается, а Вера, незаметно вздохнув, - разве можно ослушаться мать? – собирается.
    Солнце опять на голубом безоблачном небе, но оно с утра только желтое и нежаркое.
Возле сельсовета, на небольшой площади, уже собираются люди. В основном, женщины. Да пару ветхих стариков.
    Привычного красного флага не было. Не было и нового – со свастикой. Не успели еще повесить.
    Казалось, что ничего не изменилось. Те же дома, те же люди, те же лица. И только чужая непонятная гортанная речь громко звучит.
    Вновь потянулась серая солдатская масса мимо села.
    Ждать пришлось недолго.
    - Сколько тебе лет? – спросил мужчина средних лет в форме.
    - Пятнадцать…
    Тот взглянул на стоящего рядом офицера и перевел сказанное. Лицо офицера, кроме брезгливости, ничего не выражало.
    Девушка, опустив глаза, искоса смотрела на блестящие черные сапоги немца. Как они могут так сиять? Кругом такая пыль.
    Листающий стал смотреть списки. Мужские пальцы медленно перелистывали страницы. Почему-то время стало тянуться медленно и тоскливо.
    - Как зовут?
    - Надежда.
    Мужчина смотрел на листок бумаги.
    - Так тебе ж восемнадцать лет, - удивленно сказал он.
    Он опять внимательно смотрел в цифры.
    Затем на немецком языке что-то сказал офицеру. Тот нехотя и с пренебрежением ответил. Мужчина опять что-то спросил. Офицер разозлился и резко ответил. Было видно, что он ругался.
    Никто не понимал, о чем они говорили. Может быть о том, что в этой стране такой беспорядок, что даже в бумагах неточности. А может быть о том, чтобы тот быстрее заканчивал все это.
    Мужчина достал карандаш и уже собрался сделать какую-то пометку на бумаге.
    - Так это ж не Надежда, а Вера, - вдруг сказала стоящая невдалеке девушка.
    - Какая Вера? – недоуменно спросил мужчина, еще ничего не понимая.
    - Ее сестра.
    Мужчина перевел это офицеру. Еще большее призрение отразилось на его гладком лице. Он что-то сказал.
    - Тебя нет в списках? – мужчина просмотрел листки. И в самом конце списка дописал ее.
    - Придешь с сестрой. Вместе. Иначе расстреляем.
    А солнце уже в зените и жжет.
    Мужчина равнодушно зачитывал фамилии, дожидался ответа и снова читал. Кто-то не явился. Возникла пауза. Несколько солдат куда-то ушли. Затем были слышны женские крики, внезапно и страшно замолкшие после автоматной очереди.
    Хоть бы какой-нибудь ветерок.
    Мать покрепче подвязала платок. У нее все еще была надежда на спасение, вера в обман.
Но вот уже построили всех в колонну, и солдаты с автоматами окружили колонну. Мать все еще на что-то надеялась.
    Тяжело, нехотя, колонна сдвинулась с места.
    - Мама! – закричала Вера.
    - Мама! – закричала тоже Надежда.
    Их лица были обезображены болью и слезами.
    - Надя! Вера! – мать в бессилии кричала им в ответ.
    Солдат равнодушно выстрелил в воздух. Все умолкли. Лишь изредка раздавались всхлипы.
    - Шнель, шнель, - кричали солдаты.
    - Мама, мама, - уже негромко, то ли плача, то ли подвывая голосили девчонки в колонне, с тоской оглядываясь назад. Туда, где стояли их матери, их родные.
    Никого к колонне не подпустили. Так и стояли под палящим солнцем матери.
    Но и они уже скоро исчезли где-то вдали пыльного пространства и времени.
    А колонна пошла по серой дороге, по которой они ходили много раз. Вот прошли лесок - потянулись поля. Шли молча, угрюмо, тяжело дыша. Лишь изредка приглушенно раздавалось чье-то всхлипывание. Вскоре уже все устали от жары, от горя, и все уже казалось каким-то обыденным и привычным.
    Они еще не знали, что идут в последний раз по этой дороге. Так, наверно, сотни лет назад с многострадальной украинской земли угоняли навсегда в рабство людей, отрывая их от семьи, от добра, от счастливой жизни. И снова и снова это повторялось…
    Как, почему, зачем это происходит? – думали они. Почему это происходит именно со мной? Куда и зачем мы идем? Что будет дальше? Почему в жизнь входит зло? Откуда оно берется, откуда приходит? Почему нельзя жить в любви и добре? Неужели кому-то надо, чтоб нам было плохо? Мы же не делали никому ничего плохого.
    Много вопросов возникало в их молодых и красивых головках. Но ответа не было. Да и не могло быть. Это была судьба. И на их судьбы, как на молодую зеленую сочную травку полыхнуло горячее смертельное пламя войны. Кого не сожжет - того оставит с отметиной.
    Колонна украинских девушек в легких платьицах с небольшими узелками идет навстречу колонне немецких юношей в серой одежде с серыми уставшими лицами и серым оружием. Колонны проходят мимо, не издав ни слова и не обращая внимания. Кажется, что все они заняты каждой своей работой, и нет времени на ненужные, отвлекающие разговоры.
    А вдоль дороги, уставшие от жаркого солнца, желтые подсолнухи смотрят им вслед, молча прощаясь.
    Девушки идут, еще не зная, что ждет впереди. Большинство их скоро погибнет - кто от пули, кто от голода, а кто оттого, что вообще родился на этом свете.
    Будет потом и освобождение, и проверки соответствующих органов, и встреча с родными, и мыкание по работам, и долгое молчание о том, что было, и в старости небольшое темно-красное удостоверение с позолоченными буквами «Узник фашизма», и скудная пенсия и многое другое.
    Все это будет потом, потом… В далеком будущем.
    А вскоре, через несколько часов, тяжелая дверь деревянной коробки вагона с лязгом закроется, и поезд, тяжело дыша, повезет их в судьбу. Подальше от их родины, от их детства, от их матерей и от всего, что было дорого.
    Вечная память!
Категория: Олег Игорьин | Добавил: LediOseny (03 Марта 2011)
Просмотров: 841 | Теги: Олег Игорьин, рассказы о войне
Меню сайта
Категории
Наши авторы [3]
Наши авторы о себе и своем творчестве
Андрей Блинов [34]
Олег Бундур [53]
Олег Игорьин [10]
Светлана Иванова [3]
ТЕРЕНТIЙ ТРАВНIКЪ [4]
ТЕРЕНТIЙ ТРАВНIКЪ – творческий псевдоним Алексеева Игоря Аркадьевича – современный русский поэт, философ, публицист, художник и композитор.
Последние материалы
О сайте
Собрание мудрых мыслей, притч, метких изречений и литературных цитат из русской и зарубежной литературы

Приветствую Вас!

Приятного времяпровождения на сайте!

Мысль дня
Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0