Когда я был маленький, мы каждый день
учились, только по воскресеньям и по праздникам ходили гулять и играли с
братьями. Один раз батюшка сказал: — Надо старшим детям учиться ездить верхом. Послать их в манеж. Я был меньше всех братьев и спросил: — А мне можно учиться? Батюшка сказал: — Ты упадешь. Я стал просить его, чтоб меня тоже учили, и чуть не заплакал. Батюшка сказал: — Ну, хорошо, и тебя тоже. Только смотри не плачь, когда упадешь. Кто ни разу не упадет с лошади, не выучится верхом ездить. Когда
пришла середа, нас троих повезли в манеж. Мы вошли на большое крыльцо, а
с большого крыльца прошли на маленькое крылечко. А под крылечком была
очень большая комната. В комнате вместо пола был песок. И по этой
комнате ездили верхом господа и барыни и такие же мальчики, как мы. Это и
был манеж. В манеже было не совсем светло и пахло лошадьми, и слышно
было, как хлопают бичами, кричат на лошадей и лошади стучат копытами о
деревянные стены. Я сначала испугался и не мог ничего рассмотреть. Потом
наш дядька [крепостной, приставленный для ухода и надзора за
мальчиком. В помещичьих семьях мальчики лет с пяти-шести переходили от
няньки к дядьке.] позвал берейтора [обучающий верховой езде и выезжающий
верховых лошадей.] и сказал: — Вот этим мальчикам дайте лошадей, они будут учиться ездить верхом. Берейтор сказал: — Хорошо. Потом он посмотрел на меня и сказал: — Этот мал очень. А дядька сказал: — Он обещает не плакать, когда упадет. Берейтор засмеялся и ушел. Потом
привели трех оседланных лошадей: мы сняли шинели и сошли по лестнице
вниз в манеж, берейтор держал лошадь за корду,[веревка для того, чтобы
по кругу гонять лошадей.] а братья ездили кругом него. Сначала они
ездили шагом, потом рысью. Потом привели маленькую лошадку. Она была
рыжая, и хвост у нее был обрезан. Ее звали Червончик. Берейтор засмеялся
и сказал мне: — Ну, кавалер, садитесь. Я и радовался, и боялся, и
старался сделать, чтоб никто этого не заметил. Я долго старался попасть
ногою в стремя, но никак не мог, потому что я был слишком мал. Тогда
берейтор поднял меня на руки и посадил. Он сказал: — Не тяжел барин, — унта два, больше не будет. Он сначала держал меня за руку, но я видел, что братьев не держали, и просил, чтобы меня пустили. Он сказал: — А не боитесь? Я очень боялся, но сказал, что не боюсь.
Боялся я больше оттого, что Червончик все поджимал уши. Я думал, что он
на меня сердится. Берейтор сказал:
— Ну, смотрите ж, не падайте! — и пустил меня. Сначала Червончик ходил шагом, и я держался прямо. Но седло было скользкое, и я боялся свернуться. Берейтор меня спросил: — Ну, что, утвердились? Я ему сказал: — Утвердился. — Ну, теперь рысцой! — и берейтор защелкал языком.
Червончик
побежал маленькой рысью, и меня стало подкидывать. Но я все молчал и
старался не свернуться на бок. Берейтор меня похвалил: — Ай да кавалер, хорошо! Я был этому очень рад. В это время к берейтору подошел его товарищ и стал с ним разговаривать, и берейтор перестал смотреть на меня. Только
вдруг я почувствовал, что я свернулся немножко на бок с седла. Я хотел
поправиться, но никак не мог. Я хотел закричать берейтору, что он
остановил; но думал, что будет стыдно, если я это сделаю, и молчал.
Червончик все бежал рысью, и я еще больше сбился на бок. Я посмотрел на
берейтора и думал, что он поможет мне; а он все разговаривал с своим
товарищем и, не глядя на меня, приговаривал: — Молодец, кавалер! Я
уже совсем был на боку и очень испугался. Я думал, что я пропал. Но
кричать мне стыдно было. Червончик тряхнул меня еще раз, я совсем
соскользнул и упал на землю. Тогда Червончик остановился, берейтор
оглянулся и увидал, что на Червончике меня нет. Он сказал: — Вот-те на! Свалился кавалер мой, — и подошел ко мне. Когда я ему сказал, что не ушибся, он засмеялся и сказал: — Детское тело мягкое. А мне хотелось плакать. Я попросил, чтобы меня опять посадили; и меня посадили. И я уже больше не падал. Так мы ездили в манеже два раза в неделю, и я скоро выучился ездить хорошо и ничего не боялся. |