Кладовая веков
Мудр тот, кто знает не многое, а нужное.
Эсхил
| Главная » Статьи » Православная страничка » Православная проза |
Кануны Великого поста
Вся в метели прошла преподобная Евфимия Великая — государыня масленица
будет метельной! Прошел апостол Тимофей полузимник; за ним три
вселенских святителя; Св. Никита епископ новгородский — избавитель от
пожара и всякого запаления; догорели восковые свечи Сретения Господня —
были лютые сретенские морозы; прошли Симеон Богоприимец и Анна
Пророчица. Снег продолжает заметать окна до самого навершия, морозы стоят словно медные, по ночам метель воет, но на душе любо — прошла половина зимы. Дни светлеют! Во сне уж видишь траву и березовые сережки. Сердце похоже на птицу, готовую к полету. В лютый мороз я объявил Гришке: —Весна наступает! А он мне ответил: — Дать бы тебе по затылку за такие слова! Кака тут весна, ежели птица налету мерзнет! — Это последние морозы, — уверял я, дуя на окоченевшие пальцы, — уже ветер веселее дует, да и лед на реке по ночам воет... Это к весне! Гришка не хочет верить, но по глазам вижу, что ему тоже любо от весенних слов. Нищий Яков Гриб пил у нас чай. Подув на блюдечко, он сказал поникшим голосом: — Бежит время... бежит... Завтра наступает неделя о мытаре и фарисее. Готовьтесь к Великому посту — редька и хрен, да книга Ефрем. Все вздохнули, а я обрадовался. Великий пост — это весна, ручьи, петушиные вскрики, желтое солнце на белых церквах и ледоход на реке. За всенощной, после выноса Евангелия на середину церкви, впервые запели покаянную молитву: Покаяния отверзи ми двери. Жизнодавче, Утреннеет бо дух мой ко храму Святому Твоему. С Мытаревой недели в доме начиналась подготовка к Великому посту. Перед иконами затопляли лампаду, и она уже становилась неугасимой. По средам и пятницам ничего не ели мясного. Перед обедом и ужином молились "в землю". Мать становилась строже и как бы уходящей от земли. До прихода Великого поста я спешил взять от зимы все ее благодатности, катался на санях, валялся в сугробах, сбивал палкой ледяные сосульки, становился на запятки извозчичьих санок, сосал льдинки, спускался в овраги и слушал снег. Наступила другая седьмица. Она называлась по церковному — неделя о Блудном сыне. За всенощной пели еще более горькую песню, чем "Покаяние", — "На реках Вавилонских". В воскресенье пришел к нам погреться Яков Гриб. Присев к печке, он запел старинный стих "Плач Адама": Раю мой раю, Пресветлый мой раю, Ради мене сотворенный, Ради Евы затворенный. Стих этот заставил отца разговориться. Он стал вспоминать большие русские дороги, по которым ходили старцы-слепцы с поводырями. Прозывались они Божьими певунами. На посохе у них изображались голубь, шестиконечный крест, а у иных змея. Остановятся, бывало, перед окнами избы и запоют о смертном часе, о последней трубе Архангела, об Иосафе — царевиче, о вселении в пустыню. Мать свою бабушку вспомнила: — Мастерица была петь духовные стихи! До того было усладно, что, слушая ее, душа лечилась от греха и помрачения!.. — Когда-то и я на ярмарках пел! — отозвался Яков, — пока голоса своего не пропил. Дело это выгодное и утешительное. Народ-то русский за благоглаголивость слов крестильный крест с себя сымет! Все дело забудет. Опустит, бывало, голову и слушает, а слезы-то по лицу так и катятся!.. Да, без Бога мы не можем, будь ты хоть самый что ни на есть чистокровный жулик и арестант! — Теперь не те времена, — вздохнула мать, — старинный стих повыветрился! Все больше фабричное да граммофонное поют! — Так-то оно так, — возразил Яков, — это верно, что старину редко поют, но попробуй запой вот теперь твоя бабушка про Алексия человека Божия или там про антихриста, так расплачутся разбойники и востоскуют! Потому что это... русскую в этом стихе услышат... Прадеды да деды перед глазами встанут... Вся история из гробов восстанет!.. Да... От крови да от земли своей не убежишь. Она свое возьмет... кровь-то! Вечером увидел я нежный бирюзовый лоскуток неба, и он показался мне знамением весны — она всегда, ранняя весна-то, бирюзовой бывает! Я сказал про это Гришке, и он опять выругался. — Дам я тебе по затылку, курносая пятница! Надоел ты мне со своей весной хуже горькой редьки! Наступила неделя о Страшном суде. Накануне поминали в церкви усопших сродников. Дома готовили кутью из зерен — в знак веры в воскресение из мертвых. В этот день церковь поминала всех "от Адама до днесь усопших в благочестии и вере" и особенное моление воссылала за тех, "коих вода покрыла, от брани, пожара и землетрясения погибших, убийцами убитых, молнией попаленных, зверьми и гадами умерщвленных, от мороза замерзших..." И за тех "яже уби меч, конь совосхити, яже удави камень, или перст посыпа; яже убиша чаровныя напоения, отравы, удавления..." В воскресенье читали за литургией Евангелие о Страшном суде. Дни были страшными, похожими на ночные молнии или отдаленные раскаты грома. Во мне боролись два чувства: страх перед грозным судом Божьим, и радость от близкого наступления масленицы. Последнее чувство было так сильно и буйно, что я перекрестился и сказал: — Прости, Господи, великие мои согрешения! Масленица пришла в легкой метелице. На телеграфных столбах висели длинные багровые афиши. Почти целый час мы читали с Гришкой мудреные, но завлекательные слова: "Кинематограф "Люмьер". Живые движущиеся фотографии и кроме того блистательное представление малобариста геркулесного жонглера эквилибриста "Бруно фон Солерно", престидижитатора Мюльберга и магико спиритическ. вечер престидижитатора, эффектиста, фантастического вечера эскамотажа, прозванного королем ловкости Мартина Лемберга". От людей пахло блинами. Богатые пекли блины с понедельника, а бедные с четверга. Мать пекла блины с молитвою. Первый испеченный блин она положила на слуховое окно в память умерших родителей. Мать много рассказывала о деревенской масленице, и я очень жалел, почему родителям вздумалось перебраться в город. Там все было по-другому. В деревне масленичный понедельник назывался — встреча; вторник — заигрыши; среда — лакомка; четверг — перелом; пятница — тещины вечерки; суббота — золовкины посиделки; воскресенье — проводы и прощеный день. Масленицу называли также Боярыней, Царицей, Осударыней, Матушкой, Гуленой, Красавой. Пели песни, вытканные из звезд, солнечных лучей, месяца-золотые рожки, из снега, из ржаных колосков. В эти дни все веселились, и только одна церковь скорбела в своих вечерних молитвах. Священник читал уже великопостную молитву Ефрема Сирина "Господи и Владыке живота моего". Наступило прощеное воскресенье. Днем ходили на кладбище прощаться с усопшими сродниками. В церкви, после вечерни, священник поклонился всему народу в ноги и попросил прощения. Перед отходом ко сну, земно кланялись друг другу, обнимались и говорили: "Простите, Христа ради", и на это отвечали: "Бог простит". В этот день в деревне зорнили пряжу, т. е. выставляли моток пряхи на утреннюю зарю, чтобы вся пряха была чиста. Снился мне грядущий Великий пост, почему-то в образе преподобного Сергия Радонежского, идущего по снегу и опирающегося на черный игуменский посох. Редкий великопостный звон разбивает скованное морозом солнечное утро, и оно будто бы рассыпается от колокольных ударов на мелкие снежные крупинки. Под ногами скрипит снег, как новые сапоги, которые я обуваю по праздникам. Чистый Понедельник. Мать послала меня в церковь «к часам» и сказала с тихой строгостью: — Пост да молитва небо отворяют! Иду через базар. Он пахнет Великим постом: редька, капуста, огурцы, сушеные грибы, баранки, снитки, постный сахар... Из деревень привезли много веников (в Чистый Понедельник была баня). Торговцы не ругаются, не зубоскалят, не бегают в казенку за сотками и говорят с покупателями тихо и деликатно: — Грибки монастырские! — Венечки для очищения! — Огурчики печорские! — Сниточки причудские! От мороза голубой дым стоит над базаром. Увидел в руке проходившего мальчишки прутик вербы, и сердце охватила знобкая радость: скоро весна, скоро Пасха и от мороза только ручейки останутся! В церкви прохладно и голубовато, как в снежном утреннем лесу. Из алтаря вышел священник в черной епитрахили и произнес никогда не слыханные слова: «Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим низпославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас, молящих Ти ся...» Все опустились на колени, и лица молящихся, как у предстоящих перед Господом на картине «Страшный суд». И даже у купца Бабкина, который побоями вогнал жену в гроб и никому не отпускает товар в долг, губы дрожат от молитвы и на выпуклых глазах слезы. Около распятия стоит чиновник Остряков и тоже крестится, а на масленице похвалялся моему отцу, что он, как образованный, не имеет права верить в Бога. Все молятся, и только церковный староста звенит медяками у свечного ящика. За окнами снежной пылью осыпались деревья, розовые от солнца. После долгой службы идешь домой и слушаешь внутри себя шепот: «Обнови нас, молящих Ти ся... даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего...» А кругом солнце. Оно уже сожгло утренние морозы. Улица звенит от ледяных сосулек, падающих с крыш. Обед в этот день был необычайный: редька, грибная похлебка, гречневая каша без масла и чай яблочный. Перед тем как сесть за стол, долго крестились перед иконами. Обедал у нас нищий старичок Яков, и он сказывал: — В монастырях по правилам святых отцов на Великий пост положено сухоястие, хлеб да вода... А святой Ерм со своими учениками вкушали пищу единожды в день и только вечером... Я задумался над словами Якова и перестал есть. — Ты что не ешь? — спросила мать. Я нахмурился и ответил басом, исподлобья: — Хочу быть святым Ермом! Все улыбнулись, а дедушка Яков погладил меня по голове и сказал: — Ишь ты, какой восприемный! Постная похлебка так хорошо пахла, что я не сдержался и стал есть; дохлебал ее до конца и попросил еще тарелку, да погуще. Наступил вечер. Сумерки колыхнулись от звона к великому повечерию. Всей семьей мы пошли к чтению канона Андрея Критского. В храме полумрак. На середине стоит аналой в черной ризе, и на нем большая старая книга. Много богомольцев, но их почти не слышно, и все похожи на тихие деревца в вечернем саду. От скудного освещения лики святых стали глубже и строже. Полумрак вздрогнул от возгласа священника, тоже какого-то далекого, окутанного глубиной. На клиросе запели тихо-тихо и до того печально, что защемило в сердце: «Помощник и Покровитель бысть мне во спасение; Сей мой Бог, и прославлю Его, Бог отца моего, и вознесу Его, славно бо прославися...» К аналою подошел священник, зажег свечу и начал читать великий канон Андрея Критского: «Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний? Кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию? Но яко благоутробен, даждь ми прегрешений оставление». После каждого прочитанного стиха хор вторит батюшке: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя». Долгая-долгая, монастырски строгая служба. За погасшими окнами ходит темный вечер, осыпанный звездами. Подошла ко мне мать и шепнула на ухо: — Сядь на скамейку и отдохни малость... Я сел, и охватила меня от усталости сладкая дрема, но на клиросе запели: «Душе моя, душе моя, возстани, что спиши?» Я смахнул дрему, встал со скамейки и стал креститься. Батюшка читает: «Согреших, беззаконновах, и отвергох заповедь Твою...» Эти слова заставляют меня задуматься. Я начинаю думать о своих грехах. На масленице стянул у отца из кармана гривенник и купил себе пряников; недавно запустил комом снега в спину извозчика; приятеля своего Гришку обозвал «рыжим бесом», хотя он совсем не рыжий; тетку Федосью прозвал «грызлой»; утаил от матери сдачу, когда покупал керосин в лавке, и при встрече с батюшкой не снял шапку. Я становлюсь на колени и с сокрушением повторяю за хором: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя...» Когда шли из церкви домой, дорогою я сказал отцу, понурив голову: — Папка! Прости меня, я у тебя стянул гривенник! Отец ответил: — Бог простит, сынок. После некоторого молчания обратился я и к матери: — Мама, и ты прости меня. Я сдачу за керосин на пряниках проел. И мать тоже ответила: — Бог простит. Засыпая в постели, я подумал: — Как хорошо быть безгрешным! В. Никифоров-Волгин | |
| Категория: Православная проза | Добавил: LediOseny (08 Марта 2011) | |
| Просмотров: 1215 | Теги: |
Меню сайта
Категории
|
Духовная сокровищница
[105]
Внимание! Разделы данной категории являются активными, постоянно обновляются!
|
| Б.Ганаго детям [18] |
|
Загадки
[4]
Загадки христианской тематики
|
| Маленькой христианке [14] |
| Обрести Христа в сердце своем [4] |
| Подвижники XX века [1] |
|
Пословицы и поговорки
[2]
Православие в пословицах и поговорках
|
|
Православные имена
[16]
Можно найти любое имя, его перевод и день памяти небесного покровителя
|
|
Православные мысли
[63]
Православные мысли на каждый день В 1909 году с разрешения духовной цензуры был издан "Дневник православного священника", жившего в 19 веке. Имя священника не было указано. Дневник содержал толкование библейских фраз. Эта книга была любимой книгой последней российской императрицы Александры Федоровны. С ней она не расставалась до конца дней своих. Дневник был переиздан лишь в начале 90-х годов православным издательством "Лествица" в первоначальном варианте. Данное издание представляет собой толкование библейских фраз в современной редакции.
|
| Православная поэзия [52] |
| Православная проза [9] |
| Притчи старцев [1] |
| Рождественская и святочная проза [23] |
| Старец Паисий Святогорец [2] |
| Уроки молитвы [4] |
| Христианские сказки [6] |
